GotAI.NET - Форум - Искусственный интеллект

Все темы | Новая тема

Стр.1 (2)

След. > >>

Поиск:

Автор

Тема: Зал памяти Сеченова Ивана Михайловича

Андрей
Сообщений: 3943

Зал памяти Сеченова Ивана Михайловича

Добавлено: 14 сен 14 12:40

Изменено: 25 янв 15 3:33

Этот топик не предполагает никакого обсуждения, но оно не возбраняется. Здесь я положу избранные мною цитаты из работ Сеченова И.М., посвящённых проблематике человеческого мышления. В качестве источника информации был использован оригинал сборника Академии Наук СССР 1952 года "И.М. Сеченов. Избранные произведения. Том 1. Физиология и психология". Цитаты приведены в том же порядке, в котором они опубликованы в указанном сборнике. Многое важное, конечно, было опущено, поэтому чтение первоисточника в полном объёме всячески рекомендовано. Приведённые выдержки, призванные послужить, в первую очередь, стимулом для углубления в материал, сами по себе могут натолкнуть на полезные мысли и, конечно, являются данью памяти талантливого мыслителя.

С моей точки зрения, сильные стороны Сеченова:
- железная логика
- позитивное предметное мышление
- стремление к выделению сути (упрощение)
- самостоятельность в выводах
- последовательное развитие своих взглядов
- ориентация на проверяемые факты
По моему глубокому убеждению, далеко не каждый человек способен изучать психику. В первую очередь для этого необходима способность буквально видеть, ощущать свои мысли, быть интроспектором. Сеченов этим даром в превосходной степени обладал.

Я пока не читал работы Декарта - формального основоположника рефлексологии, и Павлова - последователя Сеченова (хотя книжки Павлова уже лежат у меня на полке) но из всего, что я когда-либо читал по тематике мышления, Сеченов без конкуренции обгоняет соперников и выгодно отличается широтой и полнотой охвата тематики, точностью, лаконичностью формулировок, фундаментальностью и всеобщностью выводов. По сравнению с его работами (а их в сущности весьма мало) многие более поздние поделки (а, особенно, современные) - жалкая неполноценная мазня. На мой взгляд, первое, что должен прочитать каждый, претендующий на создание сильного ИИ (помимо, конечно, собственных рассуждений), должна быть не новомодная бредятина вроде нечёткой логики или NLP, а сеченовскую классику столетней выдержки. За это время Сеченов ничуть не устарел, потому что он описывает мышление - предмет, который с момента создания человека никак не поменялся. И всё то, что в отношении фундаментов мышления было верно тысячу лет назад, верно и сейчас. И, кстати, многое из полезного, что я видел у более поздних авторов было ими, оказывается, безжалостно "позаимствовано" у Сеченова.

И ещё, мне показалось, что сто лет назад уровень мозгового шума был ниже, и уже только в силу этого мыслителям было проще фиксировать и препарировать тонкие нюансы шевеления мыслей в своей голове.

Из всех работ особую ценность для нашей задачи, на мой взгляд, представляют две: "Рефлексы головного мозга" и "Элементы мысли" - в них собраны главные ключевые идеи. Они не все проработаны до мелких деталей, но благодаря им я могу утверждать, что Сеченов не просто обозначил возможность создания СИИ (невольно, конечно), но показал дверь к этому пути и даже приоткрыл её. Поэтому эти две работы я рекомендую настоятельно, остальные - факультативно.

Любопытно, как в личных письмах Сеченов сам характеризует свою работу:

Цитата:

"Размышления о психологических вопросах после вечернего чтения так волнуют меня, что мешают часто спать".

"Писание "Элементов мысли", наконец, кончено. Канитель эта тянулась так долго и стоила мне таких неимоверных трудов, что я едва ли когда-нибудь примусь ещё раз за подобную работу".

В работах Сеченова практически нет математики, но это не потому, что он её не знал, совсем наоборот, а потому, что не математика порождает мышление, а мышление порождает математику. И верность выводов в его работах основана не на математической тавтологии, а на непосредственном тщательном наблюдении за предметом изучения и обобщении множества фактов.

В завершение не скрою, что в процессе чтения (а читал я маленькими дозами, вдумчиво, по 20 страниц в день) получил массу интеллектуального удовольствия не только от смысла но и от формы изложения, чего и Вам желаю.

Цитата:

"Рефлексы головного мозга" 1866 г.

К сожалению, в жизни, как в науке, всякая почти цель достигается окольными путями, и прямая дорога к ней делается ясною для ума лишь тогда, когда цель уже достигнута.

Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению - мышечному движению.

деятельное противодействие со стороны человека является всегда, если он ожидает какого-нибудь внешнего влияния.

Привыкнуть к страшному, к отвратительному, не значит выносить его без всяких усилий (это бессмыслица), а значит искусно управлять усилием.
Итак, если человек приготовлен к какому-нибудь внешнему влиянию на его чувства, то, независимо от окончательного эффекта этого влияния (т.е. произойдет ли невольное отраженное движение или нет), в нем всегда родится противодействие этому влиянию; и противодействие это выражается иногда извне мышечным движением, иногда же остается без видимого внешнего проявления.

при ожиданности раздражения в явление вмешивается деятельность нового механизма, стремящегося подавить, задержать отраженное движение. В иных случаях этот механизм побеждает силу раздражения, тогда отраженного (невольного) движения нет. Иногда же, наоборот, раздражение одолевает препятствие — и невольное движение является.

Неужели же, скажет читатель, в другой половине миллиарда всех невольных движений психическими моментами является только страх и элементарные чувственные наслаждения? Да, любезный читатель, если под невольными движениями, в строгом смысле, разуметь, как мы это делаем, только те движения, которые и в науке и в обществе носят название инстинктивных, т.е. явления, где нет места ни рассуждению, ни воле. И причина этому заключается в следующем. Все без исключения инстинктивные движения в животном теле направлены лишь к одной цели — сохранению целости неделимого (только половые инстинкты ведут к поддержанию вида). Сохранение же этой целости вполне обеспечено, если неделимое избегает вредных внешних влияний и имеет приятные, т.е. полезные. Страх помогает ему в первом, наслаждение заставляет искать второго.

если маленькие дети, едва выучившиеся ходить, заболеют и долго пролежат в постели, то разучиваются приобретенному искусству. У них расстраивается гармоническая деятельность отражательных групп, участвующих в ходьбе. Это обстоятельство снова показывает, какое важное значение для нервной деятельности имеет факт частого повторения ее в одном и том же направлении.

главнейшие характеры невольных движений:
1. Движение происходит быстро вслед за чувственным раздражением.
2. И то и другое по продолжительности более или менее соответствуют друг другу.
3. Невольные движения всегда целесообразны. Посредством их животное или старается удержать чувственное возбуждение, если оно приятно, или, напротив, старается удалиться от раздражения, или, наконец, устранить раздражителя от своего тела, если он действует сильно. Во всем этом (за исключением рефлексов от наслаждения) легко убедиться на обезглавленной лягушке, где, конечно, не может быть и спора о том, что движения ее могут быть лишь невольными.
Повесьте такую лягушку в воздухе и щипните слегка в каком ни на есть месте ее кожу. Мгновенно явится отрывистое отраженное движение, которое прекратится так же быстро, как прекратилось ваше раздражение. Дело другого рода, если вместо щипанья вы будете действовать на кожу лягушки какою-нибудь раздражающею жидкостью, например, серной или уксусной кислотой; тогда раздражение в коже продолжительно, и вместо одного отрывистого движения вы видите ряд таких движений, продолжающийся более или менее долго. Эти два простых опыта отвечают на первые два пункта, но в то же время они уже родят мысль и о целесообразности отраженных движений. Последний характер выражается особенно резко в явлениях чихания, кашля и рвоты. Во всех этих случаях исходной точкой явления бывает чувственное раздражение: слизистой оболочки носа — при чихании, гортани — при кашле, задней части полости рта — при рвоте; концом же — отраженное сложное мышечное движение, преимущественно в мышцах грудной клетки и брюшной полости. Каждым из этих сложных движений достигается в сущности одна и та же цель — удалить раздражителя. В самом деле, при чихании развивается быстрый ток воздуха в носовой полости, который уносит с собою наружу все, что там есть в настоящую минуту. При кашле бывает то же самое относительно гортани. А рвота, так сказать, обмывает те части полости рта, которых мы не можем обтереть языком. Никому, конечно, не придет в голову оспаривать машинообразность этих явлений, потому что всем известно, что воля не властна над этими движениями; они являются роковым образом, если существует раздражение.

на основании приведенных опытов с раздражением кожи у обезглавленной лягушки и спящего человека, можно установить следующее правило: возбуждение чувствующей поверхности тела в любой точке может, смотря по условиям, вызвать отраженные движения, разнообразные по группированию действующих мышц, но всегда однообразные по цели — устранить тело от внешнего влияния.

вмешательство разума вредит иногда целесообразности инстинктивных движений.

тупость к известного рода внешним влияниям всегда замечается в человеке, если ум его занят в другом направлении.

Модификации осязательного чувства, дающие понятия о твердости, мягкости, упругости и температуре тел, не представляют характера сложности и не могут, следовательно, быть дробимы.

Чтобы помирить читателя окончательно с мыслью о том, какое неисчерпаемое богатство психического развития скрывается и в разобранных нами доселе средствах к нему, несмотря на их кажущуюся бедность, я обращу его внимание на пределы ассоциации: каждая из них начинается ежедневно в момент просыпания человека и кончается началом сна. В этот день, считая его в 12 часов и положив средним числом на каждую новую фазу зрительного ощущения по 5 секунд, через глаз войдет больше 8000 ощущений, через ухо никак не меньше, а через движение мышц несравненно больше. И вся эта масса психических актов связывается между собою каждый день новым образом, сходство с предыдущим повторяется лишь в частностях!

Когда ребенок думает, он непременно в то же время говорит. У детей лет пяти дума выражается словами или разговором шепотом, или по крайней мере движениями языка и губ. Это чрезвычайно часто (а может быть и всегда, только в различных степенях) случается и с взрослыми людьми. Я по крайней мере знаю по себе, что моя мысль очень часто сопровождается при закрытом и неподвижном рте немым разговором, т. е. движениями мышц языка в полости рта. Во всех же случаях, когда я хочу фиксировать какую-нибудь мысль преимущественно перед другими, то непременно вышептываю ее. Мне даже кажется, что я никогда не думаю прямо словом, а всегда мышечными ощущениями, сопровождающими мою мысль в форме разговора.

ассоциация представляет обыкновенно последовательный ряд рефлексов, в котором конец каждого предыдущего сливается с началом последующего во времени.

головной мозг человека заключает в себе механизмы, задерживающие мышечные движения.

рядом с тем, как человек, путем часто повторяющихся ассоциированных рефлексов, выучивается группировать свои движения, он приобретает (и тем же путем рефлексов) и способность задерживать их. Отсюда-то и вытекает тот громадный ряд явлений, где психическая деятельность остается, как говорится, без внешнего выражения, в форме мысли, намерения, желания и пр.

Мысль есть первые две трети психического рефлекса.

последовательность двух актов принимается обыкновенно за признак их причинной связи (post hoc ergo propter hoc), тo мысль считается обыкновенно причиной поступка. В случае же, если внешнее влияние, т.е. чувственное возбуждение, остается, как это чрезвычайно часто бывает, незамеченным, то, конечно, мысль принимается даже за первоначальную причину поступка. Прибавьте к этому очень резко выраженный характер субъективности в мысли, и вы поймете, как твердо должен верить человек в голос самосознания, когда оно говорит ему подобные вещи. Между тем это величайшая ложь. Первоначальная причина всякого поступка лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении, потому что без него никакая мысль невозможна.

Три четверти обитателей Европы неумеренностью в пище и питье усиливают и учащают в себе появление голода или жажды; та же самая история повторяется с неумеренными в половых наслаждениях. Закон этот, в приложении к наслаждениям в сферах высших чувств, т.е. к зрению и слуху, объясняется очень просто. Чем чаще в самом деле повторяется какой-нибудь страстный психический рефлекс, тем с большим и большим количеством посторонних ощущений, представлений, понятий он ассоциируется, и тем легче становится, следовательно, акт воспроизведения в сознании страстного рефлекса в форме мысли, т.е. желания.

Желание в страстном психическом акте то же, что мысль в обыкновенном, — первые две трети рефлекса.

Любя женщину, человек любит в ней, собственно говоря, свои наслаждения

Цитата:

"Замечания на книгу г. Кавелина «Задачи психологии»" 1872 г.

Между всеми отраслями человеческих знаний едва ли найдется наука, судьба которой была бы до такой степени странна, как судьба психологии. Материал, над которым она работает, – продукты самосознания или самонаблюдения, проверяемые подобными же наблюдениями других людей или собственными и чужими поступками, – доступен ежеминутно человеку, чуть не со времени его появления на Земле.

Вот если бы человек в состоянии был творить такие сочетания, в которых был бы по крайней мере хоть один действительно неземной элемент, тогда самостоятельное творчество души было бы, конечно, доказано.

элементы научных истин иногда целиком подготовляются дикарями, и тогда нужна только известная группировка этих элементов, чтобы из них вышло более или менее важное научное открытие.

мышление наше получает характер непрерывной цепи, звенья которой последовательно вытекают друг из друга.

Цитата:

"Кому и как разработывать психологию" 1873 г.

без существования тормозов в теле и, с другой стороны, без возможности приходить этим тормозам в деятельность путем возбуждения чувствующих снарядов (единственных возможных регуляторов движения!) было бы абсолютно невозможно выполнение плана той «самодвижности», которою обладают в столь высокой степени животные.

Что касается до надежности тех рук, в которые попадет психология, то в них, конечно, никто не усомнится; порукой в этом те общие начала и та трезвость взгляда на вещи, которыми руководится современная физиология. Как наука о действительных фактах она позаботится прежде всего отделить психические реальности от психологических фикций, которыми запружено человеческое сознание по сие время. Верная началу индукция, она не кинется сразу в область высших психологических проявлений, а начнет свой кропотливый труд с простейших случаев; движение ее будет через это, правда, медленно, но зато выиграет в верности. Как опытная наука она не возведет на степень непоколебимой истины ничего, что не может быть подтверждено строгим опытом; на этом основании в добытых ею результатах гипотетическое будет строго отделено от положительного. Из психологии исчезнут, правда, блестящие, всеобъемлющие теории; в научном содержании ее будут, наоборот, страшные пробелы; на место объяснений в огромном большинстве случаев выступит лаконическое «не знаем»; сущность психических явлений, насколько они выражаются сознательностью, останется во всех без исключения случаях непроницаемой тайной (подобно, впрочем, сущности всех явлений на свете), — и тем не менее психология сделает огромный шаг вперед. В основу ее будут положены вместо умствований, нашептываемых обманчивым голосом сознания, положительные факты или такие исходные точки, которые в любое время могут быть проверены опытом. Ее обобщения и выводы, замыкаясь в тесные пределы реальных аналогий, высвободятся из-под влияния личных вкусов и наклонностей исследователя, доводивших психологию иногда до трансцендентальных абсурдов

ассоциация есть результат частого повторения нескольких последовательных рефлексов, а репродукция любого психического акта – не что иное, как фотографическое повторение одного и того же процесса при количественно измененных условиях возбуждения чувствующего снаряда.

новорожденный не представляет ничего, кроме чистых рефлексов

Выясненный в сознании звук или ряд звуков служит для ребенка меркой, к которой он подлаживает свои собственные звуки и как будто не успокаивается до тех пор, пока мерка и ее подобие не станут тождественны.

крайне поучительно прислушаться к рассказам слепорожденных, которым было возвращено зрение в зрелые годы, как они видели мир в первые дни после операции. Несмотря на то, что у этих людей были уже ясны в голове все пространственные представления об окружающих их предметах, добытые путем осязания, все поле зрения казалось им наполненным каким-то одним сплошным образом, который как будто касался их глаз, и они даже боялись двигаться из опасения наткнуться на тот или другой образ.

Гельмгольц, один из величайших современных умов, человек, которому психологическое учение о развитии пространственных представлений обязано едва ли не более, чем кому-нибудь другому, резюмируя все, что может дать наблюдение относительно развития пространственного видения, говорит, что представления о величине, удалении, очертаниях и телесности предметов развиваются как бы путем бессознательных умозаключений.

продукты возбуждений высших органов чувств имеют по преимуществу страстный характер, что в репродуцированной форме они оставляют на душе стремительный след в виде желания обладать источниками наслаждений и что стремления эти представляют мотивы, определяющие внешнюю деятельность.

Из элементарных размышлений ребенка вырастает мало-помалу та грандиозная цепь знаний, которая, начинаясь самым поверхностным расчленением конкретных фактов материального мира, увенчивается точным, непогрешимым математическим знанием.

С логической стороны во всякой мысли есть непременно две вещи, два объекта, сопоставленные друг с другом.

В простейших случаях результат сопоставления ограничивается констатированием раздельности двух объектов мысли, в других случаях из сопоставления вытекает или сходство или различие между ними — обширная категория мыслей, содержанием которых является сравнение;

сравнение играет первенствующую роль даже в ряду научного мышления.

сопоставлению в действительности соответствует последовательное происхождение двух впечатлений, разделенных между собою во времени и пространстве

там, где исчерпается предел сравнений, обусловленных даже искусственным изощрением органов чувств, где исчерпываются самые средства к дальнейшему изощрению орудий дробления, — там предел науки о реальном мире.

математическая точка понятна только со стороны ее логического происхождения: это есть материальная точка без ее существенных атрибутов

атрибуты вещей мы можем отделить умственно от самой вещи (это выделение и выражается именно словом)

Корни метафизических учений лежат в совершенно естественном и потому совершенно законном стремлении (мы даже знаем физиологические основы его) человека выделять умственно из конкретных фактов отдельные признаки их и классифицировать последние на более или менее существенные, более или менее постоянные.

Логическую сторону мышления мы уже знаем: она заключается в сопоставлении двух объектов (которыми могут быть или две отдельные конкретные формы, или целая форма с своей частью, или, наконец, части одной и той же или двух отдельных форм) и в соизмерении их со стороны сходства, различий, причинности и пр.

главный же грех метафизики заключается, как уже было сказано, в убеждении, что человек может узнавать окружающий его мир помимо органов чувств и безусловно.

отрывать разум от органов чувств — значит отрывать явление от источника, последствие от причины.

Начала мышления совпадают по времени с процессом расчленения слитых ощущений, даваемых младенцу органами чувств, потому что и в это уже время все необходимые для мышления реально-психические элементы, расчлененность конкретных, слитых ощущений и акты репродукции пережитого, перечувствованного, совершаются уже в теле.

в теле есть прирожденные, определенные нервно-мышечные сочетания, которые действуют сначала всегда целиком, т.е. целою группою нервов с их мышцами разом; но затем, под влиянием условий, создаваемых жизнью, группы эти могут расчленяться в большей или меньшей степени.

Во всех без исключения случаях форма влияния воли остается, однако, одинакова — она может вызывать, прекращать, усиливать и ослаблять движение, — и только степень ее власти, по-видимому, крайне различна.

неуловимость внешних толчков к движению и составляет, как всякий знает, главный внешний характер произвольных движений.

вмешательство воли связывает свободу движения

рядом с ходьбой у меня тянется в сознании тоже определенная песня, но выстроенная не из звуков, а из немых для слуха, но ясных для сознания кожно-мышечных ощущений.

Если вообразить себе, что сокращения мышц при ходьбе сопровождались бы совершенно параллельными им звуковыми явлениями, как в голосе, то самой знакомой нам песней была бы песня ходьбы; и это доказывается ясно тем, что уже при той ограниченности звукового осложнения, которую представляет нам ходьба при нормальных условиях (мы слышим звуки только в момент ставления ног на пол), мы все-таки часто узнаем по звуку ходьбу знакомого нам человека.

для воли остается как возможность только пусканье в ход механики, замедление или ускорение ее хода или, наконец, остановка машины, но ничего более.

раз все существенные стороны движения схвачены, другими словами, человек запомнил последовательный ряд их и глаз или глаз вместе со слухом наметались в деле контролирования движений — во все это воля не вмешивается, однако, ни на волос! — обучение можно считать законченным.

У такого человека добрые дела вытекают из морального чувства сами собою, роковым образом, без малейших усилий с его стороны.

Конечно, если бы старик захотел, он мог бы и не делать добра, но стал ли бы от такой возможности нравственный образ его более высоким?

даже в самых сильных нравственных кризисах, когда, по учению обыденной психологии, воле следовало бы выступить всего ярче, она одна, сама по себе, действовать не может, а действует лишь во имя разума или чувства.

Если бы тело ребенка было устроено таким образом, чтобы он мог сознавать очень ясно те внешние импульсы, которые предшествуют ощущениям, то он, конечно, перестал бы считать свое тело источником их и не стал бы говорить: «Петя хочет гулять», а должен был бы сказать: импульс а, б или с зовет Петю гулять, подобно тому как он совершенно правильно говорит: «мама зовет гулять», когда импульсом к желанию служит голос матери. Тогда сознание ребенка расчленяло бы совершающиеся в нем трехчленные рефлексы правильным образом на внешний импульс, ощущение и действие. Для него же внешний импульс ускользает, и он анализирует только два последних члена, но так как они всегда являются связанными для его сознания с его собственной особой, то он и ставит наперед себя, Петю, как обозначение места ощущения или действия (совершенно в том же смысле, как он говорит: «дерево стоит, собака бежит» и пр.).

ребенок делает тьму движений с чужого голоса, по приказанию матери или няньки; образы последних по необходимости должны представляться ему какими-то роковыми силами, вызывающими в нем действия

если кто не слушается одного голоса, то только потому, что он слушается другого.

Форум: Проблемы искусственного интеллекта